Истинный художник не отобразитель и не проповедник каких-либо определенных в нас чувств, он есть ловец. "Слова поэта уже суть дела его", — писал когда-то Пушкин. Так вот слово Рубинской-ловца — это сачок, которым она из ниоткуда захватывает глоток свежего воздуха. И пока выполняет она этот творческий обряд, мы параллельно знакомимся со стрекозами, бабочками, чьи речи поэтесса добросовестно сохраняет в себе:

"Прекрасно то, чего нет", — утверждает Руссо — но это еще не значит, что оно не существует. Так волшебный воздух Рубинской не видим, но ощутим. В каждом ее слове есть сквозняк из другой реальности:

Важность дела заключается именно в уловлении, ибо через слово мы должны почувствовать дуновение иного мира… хрустального, звенящего, вечного. До которого нельзя дотронуться, ибо можно разрушить, но который можно вдохнуть! Надо полагать, именно поэтому словесный арсенал Рубинской странен и непривычен — она ищет таким образом стихотворческие лазейки на бумаге (в кругу профессионалов именуемые авторскими словами), позволяющие выпустить из себя свежий поток новой запредельной жизни.