Алексей ШЕВЧЕНКО

Начинаю с трудом вспоминать
и не помню, как это зовётся,
когда падают листья опять
на траву и на воду в колодце.

И приходит к колодцу она,
по траве, как по детству, ступает,
и ведро опускает до дна,
и обратно его поднимает.

И с ведром возвращается в дом,
что-то шепчет, иль попросту бредит,
через белую марлю потом
воду медленно-медленно цедит.

Уменьшается струйка воды,
и на марле, как знак, остаётся
красно-жёлтый листочек беды
из большого сырого колодца.

Я не знаю, как это назвать –
я не помню, как это зовётся.

А в прошлом-настоящем
                                                 белый день,
и мы идём по осени в обнимку.
В конце концов,
                               с улыбкой набекрень
мы остаёмся жить
                                        на фотоснимках.

В них облака и синий водоём,
деревья, листопад,
                                                 рябые утки;
в них, улыбаясь,
                                     мы с тобой живём
в недолго-вечном
                                      этом промежутке.

Но за чертой, по правде говоря,
наш общий мир рассыпется на части.
Давай умрём в начале сентября –
какое романтичное несчастье!

…Пусть будет так, как я того хотел;
а я хотел, покачивая ясли,
тебе бы улыбаться в темноте,
как тот, кто этим вправду счастлив.

Украшение Вселенной –
ожерелье чёрных дыр,
словно символ жизни тленной,
поглощает внешний мир,
поглощает наши мысли
(вместе с ними нас самих) –
в чёрном космосе повисли
буквы, собранные в стих.

И затягивает строчку,
как за грань добра и зла,
за невидимую точку,
где твоя любовь прошла,
отмелькала вся – в картинках –
и слилась в один поток:
в свет, проявленный на снимках,
в суть, дающую росток.
Но куда б поток не лился,
нам его не ведом путь,
значит, ты напрасно злился
и пытался всё вернуть.
Не беда, что дождь молотит
и несносен этот мир –
и любовь, и боль поглотит
ожерелье чёрных дыр.

На горизонте серый дождь,
теряет цвет пейзаж осенний.
Уходишь ты. Ты не придёшь.
Ты не придёшь до воскресенья.

Семь дней – заботы и дела,
семь дней другого нет спасенья.
Любовь была и не была –
она ушла до воскресенья.

Я помню – дождик моросил
и начинал с деревьев капать.
Тебя я плакать не просил…
А разве ты умеешь плакать?

Поэт плетёт стихотворенье,
но ты, подруга, не в долгу.
Глаза, как в блоковском виденье,
цветут на дальнем берегу.

Ты от воды идёшь к дороге,
и птичка песенку поёт;
но что останется в итоге,
когда любовь, как дождь, пройдёт?

Он налетит на сад за домом,
уронит яблоки в траву;
начнутся, как во сне бредовом,
его метанья наяву.

Я крикну имя в дебри сада,
рукой закроюсь от дождя,
но вдруг пойму, что мне не надо
ни этих яблок, ни тебя…

…Слегка взволнованна стихами
ты их читаешь до конца,
но паутину рвёшь руками
и убираешь от лица.