От дома до дома заснеженной тропкой
Иду по затону. Безлунно светло.
И мысль издалёкая странницей робкой
Приблизилась вдруг — как волной повлекло:

А так ли звучит на ином языке
«Речка», «река» и «рука»?
Имя Сура нарекалось реке —
Солнцем запела река.

Белые руки-ручьи в рукава
Пустила, как лебедей.
И полетела на крыльях молва:
Нет её краше, светлей.

Глянул Господь и изрек: «Хорошо!»
Ангелов хор подхватил,
Птиц и лягушек… поэтов ещё —
Всех, кого Бог полюбил.

Да, полюбил и поэтов Господь —
Речью уста отворив.
Неизреченно горит духо-плоть
В солнечных водах зари.

Дум первородных я полон и чувств,
Полон — как короб добра.
Ласточкой шёпот срывается с уст:
Посолонь¹ — Солнце — Сура!

Там, за рекой, в июле —
Жарко-полынный звон.
Как мы с тобой разминулись
В гулком потоке времён?

Ты и тогда — синеока,
Ливень чёрных волос!..
Я же, разбойный сокол,
С Востока тебя принёс.

Помню — жестокая сеча!
Помню — богатый дуван²!
Помню — в багровый вечер
Добычу нам князь раздавал.

Ты же на саблю досталась³
Не мне, золотая княжна.
И лучшего друга не стало.
Проворен коварный кинжал.

И вырвал тебя я грубо,
Как коршун-сарынь, как тать⁴.
Но… целовались в губы
Небо с землёй — в закат!

И половецкой лунной
Степью неслись мы три дня.
Был я бесстрашный, юный,
И ты полюбила меня.

Но где мы потом разминулись?
На стыке каких времён?
Вот потому в июле
Горько-полынный звон.

Вот потому на круги
Память — как в ярый пыл:
Там, в половецкой вьюге,
Душу и честь я сгубил.

Платье жарко и тонко, как пламень,
Руки лёгкие — перья огня.
Прибежала ко мне на свиданье,
Очарованно вздох уроня.

Вот сейчас крылья алые вскинет,
Как заря молодая взлетит.
Ах, как ветер кружится в рябине,
Будто хочет весь край запалить!

Ветер, ветер, я знаю, влюблён ты
Был в её золотые глаза,
Поцелуйные сладкие звоны
Ревновал, уносясь в небеса.

А теперь ты смеёшься и злое
Шепчешь ласково-мстительно мне:
«Ты искал не своё, а чужое,
Потерял на своей стороне».

Потому-то всё чаще и снится
Образ девушки лёгкой вдали...
То не ветер разбойно кружится,
То печаль мою душу палит.

Ну, спали-запали, пусть сгорает,
Как полынь в половецкой степи!
Мне сегодня судьба размыкает
Все пути, все пути, все пути.

Видишь, снова пришла на свиданье
Под рябину у синей воды.
Руки лёгкие!.. «Ах, перестаньте…»
Косы чёрные!.. Стали седы.

И притихли, годами повиты.
Алый шелест повис на кустах —
То не ветер, то пламя молитвы
На рябиновых тает устах.

Это дева-заря в вышине,
Заметалась, от страсти тоскуя.
Месяц-князь на разбойном коне
Уносил её в степь воровскую.

Что там было! Кому это знать?
Про другое скажу, не про это:
Чтобы женскую душу понять,
Надо ль женщиной быть? Нет — поэтом!

Тихим шагом с зарёй возвратясь
На усталом коне, платье мятое
Поправлял на девчонке князь
И рукою ласкал виновато.

И, потупя разбойничий взор,
Шапку мял, на коня сердился…
Эх ты, князь, половецкий вор,
Иль за ночь непокорства влюбился?!

Бледногубо «прости» прошептал
И растаял в сиреневой дали.
Но в ответ улыбнулись уста,
И ресницы слегка задрожали.

О душа! О потёмки стихий,
Увлекающих в сладкую муку!
Да, любовь нам прощает грехи —
За извечную в мире разлуку.

О Русь, Россия! Свет мой голубиный,
Безбрежная, бродячая, в огнях,
Равнины, долы, калики², калины,
Рябин рубахи, родина, родня,

Разбойная, святая, зоревая,
От дум Господних тёмная, как ночь,
Но, под дыханьем тайным вызревая,
Ты прозревала, что Христова дочь.

Не потому ли очи всё печальней,
Иконнее, темнее, грозовей,
Чтоб, зов услышав колокольный, дальний,
Прийти к Нему с любовию своей.

И, преклонив разбитые колена
За сто веков исхоженных дорог,
У ног Христа не блудной Магдаленой —
Святой Марией сядешь ты у ног.

И выйдут беси, растворятся в бездне,
Души уставшей не затронув лад.
Господь укроет плечи ризой звездной:
«Восстань, иди, не жди земных наград,

О Русь, Россия, свет мой голубиный,
Долины, долы, калики, калины…»

Это кто там бубнит в подоконник,
Будит вещий мой сон под апрель?
То ли бесов гламурные козни,
То ли ангелов слёзы-капель.

Снилось мне: я стою одиноко
На обугленной горем горе,
А над миром высоко-высоко —
Тот, распятый на чёрной заре.

И не страшно душе — лишь печально:
Сколько боли впитал этот мир
От рождения, от начала
До последних родимых могил.

Не смыкает печаль мои очи.
Что ж, раскрою главу неспроста,
Как в разбойно-пропащие ночи
Окружали по-волчьи Христа.

Желчь испью я распятого мира!
И тревожно усну под капель.
Ах ты, ночь, ах ты, горькая лира,
Ах ты, сирый, убогий апрель.

Отпел, отлюбил, отмечтал, отстрадал —
Ушёл безоглядной дорогой.
Невидимый ангел над гробом рыдал,
Взыскуя прощенья у Бога:

О Боже великий, Владыка судьбы,
Ты — страх, Ты — восторг, Ты — прощенье!
Мы верили в то, что восстанут гробы
Из тленья, из тленья.

О Боже! Ты дал нам приют на земле —
Мы жили по долгу, по праву;
Мы к свету стремились, блуждая во тьме,—
Прости нам, Царь Славы.

Так ангел Господний над гробом взывал,
Взыскуя поэту прощенье.
Отпел, отлюбил, отмечтал, отстрадал —
Ушёл в золотое забвенье2.

Что ты оставишь, моё поколенье,
Миру, уйдя в невозврат?
Кто там сказал, будто смерть — лишь мгновенье!..
Нетушки, брат.

Но не печалься, прохожий: всё просто —
Лето Господнее снова грядёт;
Пух тополиный летит над погостом,
Ищет ушедших — живых не найдёт.

И лишь мгновение память проносит:
Солнце, жарынь, облака,
«Вермут» полынный и дух сенокосный…
Брат мой, пока!

Девочка спит. Не касайся устами
Снов её светлых, о тёмная навь2!
Крыльями рученьки так разметались,
Мир ясно-божий как будто обняв.

Мне же не спится. Думы под праздник
Суетны, точно глумливый мираж:
Красная лошадь, безобразный всадник —
Прочь, несуразная блажь!

Перекрещусь я и вскрикну безмолвно:
Господи, внемли, тебе ли не знать,
Жизнь как награду приемлю любовно —
Как не принять!

Не перечесть моих радостей малых,
Горести все я готов позабыть,
Лишь бы мечи — на перо и орала,
Лишь бы весь мир, как дитя, полюбить!

Но невозможно: последние кони
Рвутся на привязи, слышится плач…
Красная лошадь, красная пони,
Мальчик, взахлёб, на тростиночке вскачь…

Кто ты? Куда ты в сей час неурочный?
Там, за углом, только бездна и без…
Мальчик не слышит мой крик и — хохочет.
Вдруг оглянулся — не мальчик, а бес!

Ах, это сон! Эта чёртова лошадь —
Знак ли последних и грозных времён?
Жаль только девочку. Пусть ей, хорошей,
Видится солнечно-ангельский сон.