– Какой вам видится ситуация в современной русской литературе? Дмитрий Быков, к примеру, считает, что наша литература в кризисе, русские авторы не создают что-либо значительное и никому за рубежом не интересны. Между тем книги наших писателей активно переводятся и даже номинируются на престижные литературные премии.
– Мне кажется, что литература находится в прямой зависимости от состояния общества. Большие произведения появляются в эпоху потрясений. Произведения наших нобелиатов Шолохова и Солженицына – это плоды больших человеческих драм. Сейчас этого нет, и слава Богу. В стране стабильность. Довлатов говорил, что "писателями от хорошей жизни не становятся". Когда в стране всё хорошо и люди могут обеспечить себе досуг, становится естественным, что они уделяют меньше времени литературе. Быков для меня, в принципе, не авторитет. Думаю, Россия всем интересна и она занимает важное место в современном мире. Так что могу сказать, что у нас всё не так печально. Публика, конечно, стала меньше читать, люди хотят потреблять какой-то визуальный контент. Но это нормально. От себя могу добавить, что всё время появляются очень интересные произведения, которые радуют и даже приводят в восторг. Мне, к примеру, очень понравилась книга Евгения Чижова "Перевод с подстрочника", а в этом году я прочитал в журнале "Волга" абсолютно гениальный роман "Выбор натуры", его написал Сергей Четвертков, известный как сценарист Киры Муратовой. Он описал кризис русской интеллигенции, её чаяния, то, как люди спиваются.
– Значительные книги, по-вашему, создаются в период гонений? Это полезно для литературы?
– Да, безусловно, должны быть потрясения, смута. А о чём писать? Появляются какие-то пиар-тексты, которые восхваляют моцареллу или что-нибудь в этом духе. Это же не литература.
– А можно ли современный литпроцесс сравнить с "серебряным веком", к примеру? На мой взгляд, сегодня такое же буйство красок.
– Я против таких параллелей. Меняется общество, меняются люди…
– Всегда интересно спросить у автора о литературных предпочтениях. Кого вы особо цените?
– Я бы не стал говорить о предпочтениях. Создаётся много интересного, но на то, чтобы всё прочитать, просто не хватает времени. Я, например, до сих пор не могу прочитать последние книги своих друзей Сергея Шаргунова и Захара Прилепина.
– В одном интервью вы сказали, что эпоха больших книг прошла и сейчас время коротких произведений. Действительно, эта тенденция налицо, но вот Прилепин написал "Обитель", и это большой во всех смыслах роман, который восстанавливает утраченные связи с великой русской литературой. Может, проблема в том, что нет писателей, готовых стать в один ряд с Толстым, Достоевским, Шолоховым? Или это всё же проблема уходящей формы?
– Проблема в другом. Когда у тебя контракт с издательством, то можно позволить себе долгое время работать над большим романом. Материальный фактор имеет немалое значение. Но я, безусловно, рад за Прилепина, который написал большую книгу, удостоенную столь лестных отзывов.
– Ваш роман "Французский бульвар" буквально пропитан любовью к Одессе. Вслед за Хемингуэем вы назвали Одессу "праздником, который всегда с тобой". Одесса действительно такая особенная? И в чём эта особенность проявляется?
– Много факторов: сочетание тёплого климата, итальянской и французской архитектуры, греков и евреев, которые изначально составляли население города. Русский дух, украинский колорит. Всё это вместе и создаёт неповторимую ауру.
– Вы часто цитируете Генри Миллера. Чувствуется, что с почтением относитесь к этому автору…
– Это правда.
– Тем не менее, знаменитый американец называл цивилизацию "гниющей выгребной ямой мира", его Париж – клоака. Вас сложно представить вне цивилизации, вне города. Никогда не возникало желание вслед за Генри Миллером "засунуть бомбу в задницу мира и поджечь фитиль"?
– Буковски как-то высказался, что Генри Миллер местами был гениален, а местами просто невыносим. Всё зависит от того, в каком состоянии он это сказал. Иногда он просто блистал оптимизмом, порой был излишне депрессивен. Он мог в Париже несколько дней ничего не есть – отсюда и такие высказывания. А фитиль поджечь… Нет, не хотелось.
– Во "Французском бульваре" вы критикуете креативный класс и всё общество потребления в целом за отсутствие "настоящих ценностей цивилизованной Европы". Каковы они, эти настоящие ценности?
– Всё просто: уважение к каждому человеку, к его индивидуальности.
– Вы по-прежнему предпочтёте по русской традиции пропить тысячу долларов, нежели купить айфон?
– (Достаёт из кармана бумажник и старенький сотовый телефон.) Вот смотрите – здесь примерно тысяча долларов, я думаю. А это – телефон долларов за сорок, не больше. Так что я за свои слова отвечаю.
– "Французский бульвар" откровенно автобиографичен. Бытует мнение, что довольно легко можно написать пару романов на собственном жизненном опыте, а вот дальше может начаться кризис. Шаргунов, к примеру, преодолел эту склонность и написал роман о переломной эпохе – "1993". Не планируете вырваться из рамок автобиографической прозы?
– Некоторые пишут о том, что хотят помнить, некоторые – о том, что хотят забыть. Я отношусь к последней категории. У меня пока ещё есть запас личного опыта, есть впечатления, которыми хочется поделиться с миром. А потом уже можно взяться за конструирование отдельных миров, не имеющих никакого отношения к личной жизни писателя.
– В своей книге вы нападаете на провинциалов, люмпенов. Считаете обывателя человеком низшей категории?
– Не в этом дело. Просто не люблю, когда лезут с суконным рылом в калашный ряд. В Одессе сплошь и рядом наблюдается следующая картина – люди свои сельские обычаи пытаются закрепить в городе, превращая его в большую выгребную яму. Нормально, когда народ приезжает из села в большие города, но нужно цивилизовываться, соответствовать. Не стоит нести свою "навозную" культуру в город. Из-за чего случился евромайдан? Это конфликт села и города. Кто был на майдане? Селюки, которые навязывают свои сельские нравы, и пытаются эти обычаи возвести в абсолют.
– Не могу не затронуть тему политики. Вы стали очевидцем одесской трагедии, много людей погибло в Доме профсоюзов. Очевидно, что трагедия подобного масштаба не может не отразиться на личности, тем более творческой. Что значат эти события для вас, как для писателя? Будут ли они отражены в книгах?
– Да, то, что случилось – настоящая катастрофа. Возможно, это событие будет отражено в моём творчестве.
– Либералы упрямо твердят о рабском сознании русских, и свободе украинцев. Вы знаете ситуацию изнутри. Причём и в одной, и в другой стране. Прокомментируйте.
– Я не прислушиваюсь к мнению либералов. Это люди слов, а не поступков. Что конкретно подразумевается под рабским сознанием, они как-то не расшифровывают. То, что есть строгая субординация? То, что есть уважение к власти? Да, это есть. Когда этого не бывает, тогда наступает анархия. Надо выбирать: либо анархия, как в Украине, либо строгая государственность, как в России. Я выбираю государственность, и я не считаю это рабством.
– Свобода для вас категория гражданская или нравственная? Дайте своё определение слову свобода.
– Терпеть не могу слово "гражданский". Так что, скорее нравственная. Свобода, это когда ты можешь говорить, что хочешь, делать, что хочешь, самореализовываться. Всё это в рамках закона, конечно. Эти возможности есть в России.
– Во "Французском бульваре" вы довольно пренебрежительно высказываетесь о профессии журналиста. Для вас это по-прежнему лишь способ заработать на жизнь, или что-то изменилось? Ведь сейчас вы довольно востребованный политический публицист.
– Я совершенно не позиционирую себя журналистом. То, что я делаю в последнее время – это, скорее, поэзия в прозе на политические темы. Я сторонюсь от мира журналистики, потому что само это слово себя дискредитировало. Я, скорее, свободный художник. Не скрываю, что хочу реализовать себя как киносценарист.
В Украине журналистика – среда невежд и непрофессионалов. В советское время в журналистику шли самые лучшие, самые высокообразованные. Это была престижная, высокооплачиваемая профессия. Сейчас в журналистику попадают те, кто не смог пробиться в прокуратуру, милицию или в банки. Поэтому, я не уважаю украинских журналистов и не считаю их своими коллегами. Они каждый день унижаются, занимаются идиотизмом и получают за это гроши. Но это их проблемы, пусть живут своей скотской жизнью.