Для инструктажа проводник собрал всех в корчме, стилизованной под сельскую хату: скоблёные столы, лавки, рушники на стенах, кадушка с солёными огурцами и печка, изукрашенная синими мальвами. В открытые окна виднелись двор с телегой, утыканный глечиками плетень, под которым в жухлой осенней траве копошились рыжие куры. Из чудной пейзанской обстановки выбивался только большой плазменный экран в простенке. Две пожилых тётки на экране оживлённо обсуждали способы приготовления максимально калорийного обеда из минимального количества продуктов. Эту передачу сейчас наверняка смотрела половина домохозяек Евросоюза, где с каждым годом люди всё туже затягивали пояса.
Уселись на лавки, приложились к глиняным кружкам с пльзенским пивом, исподтишка озирая друг друга – так близко они встретились впервые.
Всего их было пятеро: два француза, итальянец, хорват и немец. Они не составляли команду – лишь группу, объединённую одной целью, одной надеждой и общим страхом перед неизвестностью. Проводник – невысокий, жилистый крепыш с вислыми пшеничными усами – выключил передачу про «маульзуппе» и достал карманный коммуникатор-планшетник. Перебросил с него на экран видеоролик: долина мелкой речки, заросшая густым кустарником, довольно крутой склон, по которому до горизонта тянулись столбы с колючей проволокой. В левом верхнем углу снимка, за колючкой, белели, смазанные расстоянием, крошечные кубики каких-то зданий. В центре пейзажа торчал одинокий клён, уже расцвеченный первыми багряными мазками сентября.
– Итак, господа, – проводник подошёл к экрану, – прошу очень внимательно выслушать меня. А пока я буду говорить,

прошу так же внимательно запомнить эту картинку. От того, как вы запомните то и другое, будет зависеть успех нашего безумного, но не безнадёжного дела.
По-немецки он говорил свободно, но с жёстким славянским акцентом. Все хорошо понимали проводника, поскольку немецкий давно стал в Европейском Союзе основным языком межнационального общения. Даже дипломаты, отведя официальные переговоры на английском или французском, в кулуарах предпочитали говорить на немецком.
– Съёмка сделана при дневном свете, – продолжал проводник, – а мы пойдём ночью. Поэтому попытайтесь запомнить дорогу вот к этому дереву. Прямо за ним будет проход под колючей проволокой. Когда преодолеете колючку, не расслабляйтесь – впереди, ровно через сто метров, лазерная сетка. На время вашего перехода её должны отключить. Но всё может быть... Поэтому считайте шаги. А когда окажетесь вблизи сетки, бросьте вперёд что-нибудь. Да хоть комок земли. Если появится вспышка, чешите назад.
– В каком смысле – чешите? – спросил один из французов, толстый и одышливый месье Дюпон с лицом, похожим на мятую тыкву.
– Ноги в руки – и чешите... Значит, переход сорвался. На следующий день пойдём на другом участке. Но если сюрпризов не произойдёт, далее надо пробежать по открытой местности ещё семьсот метров до дороги, по которой будет ехать зелёный автомобиль-пикап «тойота». Машина останавливаться не станет, грузиться придётся на ходу. На то, чтобы проползти под колючкой, добежать до дороги и сесть в машину, у вас восемь минут. Этого вполне достаточно, если не загребать ногами. Есть вопросы?
– Есть, – сказал всё тот же месье Дюпон. – Почему так мало времени на переход? А вдруг что-то случится?
– Что именно? – нахмурился проводник.
– Ну, не знаю... Вдруг я зацеплюсь за проволоку? Или ногу вывихну. Могу же я вывихнуть ногу?
– Можешь, – кивнул проводник. – Однако вправлять её тебе никто не станет. И на себе не понесёт. Тебя просто бросят. Иначе попадутся остальные. Обращаюсь к вашему здравому смыслу, господа: только вперёд и только бегом, каждый – за себя. Понятно?
– И всё же, – поднял руку, как в школе, хорват Вукович – темноволосый, спортивно сложенный молодой человек. – Всё же

хотелось бы понять: отчего такая спешка? Может, потихоньку, ползком – лучше? Ведь пятерых мужиков, которые несутся как олени, проще заметить!
Проводник вернулся к столу, отхлебнул пива, вытер усы.
– Ладно, – усмехнулся он. – Открою небольшой производственный секрет. Над нашей территорией на стационарной орбите висит спутник. Он сканирует всю границу от Белого до Чёрного моря. Чувствительность сканера такая, что он читает этикетку на сигаретной пачке. Так что разглядеть пятерых... оленей ему не составит труда. Информация со спутника передаётся на соответствующие пункты пограничной стражи. В нашем случае этот пункт располагается в левом углу кадра – вот эти белые домики. Дежурный на мониторах видит свой участок границы и может в любой момент поднять тревогу. Кроме того, невидимая лазерная сетка обеспечивает дополнительный и очень надёжный контроль. Пока всё понятно?
– Не совсем, – скрипуче сказал итальянец, синьор Бассо. – Если всё так страшно, то куда ты нас тянешь, порка мадонна? Лишь бы денежки слупить, да? Я на такую авантюру не подписываюсь!
Он со стуком отставил пивную кружку.
Проводник оглядел итальянца – щуплого, юркого, с приметным горбатым носом и залысинами над скошенным лбом.
– Денежки слупить – святое. Это мой бизнес, фрателло. Однако ты меня не дослушал, и если ещё раз перебьёшь – будешь искать другого проводника. Договорились?
Итальянец что-то проворчал и уткнулся в кружку.
– Извините его, – сказал другой француз, месье Кулубали. – Просто человек боится. А мы вовсе не сомневаемся в ваших способностях...
– Мне не нужны адвокаты! – сказал итальянец и с ненавистью посмотрел на месье Кулубали. – Тем более – чёрные!
Тут синьор Бассо перегнул палку: Кулубали был вовсе не чёрный, а светлошоколадный, с аккуратной шапочкой курчавых волос и длинными тонкими конечностями.
– Мон дье! – сказал Кулубали. – Мы ещё и расисты...
– Подискутируем? – спросил проводник. – Или всё-таки заткнёмся?
Над столом повисла тишина. Слышно было, как во дворе бормочут куры.
– Продолжаю, – сказал проводник. – Чтобы отследить одновременно ситуацию на таком большом участке земли, ника-

кой техники не хватит. Поэтому граница сканируется фрагментами. Картинка с нашего участка поступает на пульт пограничной стражи с промежутками в восемь минут. То есть в течение восьми минут пограничники слепы. Они надеются на лазерную сетку. Теперь кто-нибудь представляет техническую сторону перехода? Не стесняйтесь, господа, высказывайтесь...
За столом переглянулись.
– Можно? – спросил немец Байер.
Это был типичный «немец-перец колбаса» – высокий, белобрысый, с рыжими, едва заметными ресницами и веснушками на вздёрнутом носу. На вид ему можно было дать не более тридцати.
– Валяй, – разрешил проводник.
– Необходимо знать... расписание передач сканирования. И обеспечить в это время синхронное отключение лазеров.
– Верно мыслишь. Дальше!
– А что – дальше... – конфузливо улыбнулся Байер. – Не знаю. Думаю, что у вас на той стороне есть канал... информации.
– И это верно. Есть такой канал. Ещё раз призываю: выполнять мои инструкции точно, без дискуссий. Именно за восемь минут вы должны пройти под колючкой, добежать до дороги, погрузиться в транспорт и уехать. Чтобы на следующем сеансе сканирования спутник не обнаружил никаких ваших следов, даже дыхания.
Остальная часть инструктажа прошла без вопросов. Прикончив пиво, все отправились в гостиницу – собрать вещи и выспаться перед ночным маршем.

Этот марш напоминал армейский кросс, о котором в группе имели представление только Байер и Вукович, служившие в армии. Для остальных бег по пересечённой местности, да ещё ночью, оказался довольно суровым испытанием. Особенно для месье Дюпона, который дышал с таким шумом, словно работала газонокосилка. Восемь минут члены группы бежали за проводником, ориентируясь по светоотражателю, прикреплённому на его спине. А потом прятались под какими-то навесами, в береговых промоинах или под деревьями, ещё восемь минут судорожно восстанавливая дыхание. Вещей у каждого было немного – по рюкзаку с запасной одеждой. Теперь каждый по-

нимал, почему накануне проводник так тщательно проверял поклажу и выбрасывал лишнее – две банки фруктовых консервов, например, которые приготовил в дорогу Кулубали, или толстую Библию синьора Бассо.
На одном таком привале любознательный Дюпон не выдержал:
– Я понимаю: от спутника надо прятаться на той стороне... А здесь – зачем?
– Затем, что спутник видит территорию по обе стороны границы, – ответил проводник, которому пробежка ничуть не сбивала дыхание. – И вообще... Пока тебя не чешут, не мяукай.
– Не чешут? Что это значит?
– О, божечка... Это значит: молчи! Дыши чаще...
Лишь на девятом броске, преодолев мелкую неширокую речку и промочив ноги, наконец добрались до приметного клёна, который рос в двадцати метрах от колючей проволоки. Попадали под деревом, со свистом втягивая свежий и чистый воздух. Незадолго до рассвета температура упала, и месье Кулубали, чуть отдохнув, принялся стучать зубами. В тонком свитере и лёгкой ветровке, в мокрых башмаках ему было холодно. Впрочем, остальные тоже мёрзли, едва исчезло обманчивое тепло после пробежки.
– Отдыхаем двадцать четыре минуты, – сказал проводник, посмотрев на старинные наручные часы. – Мы вышли с запасом времени... Пока всё в норме. Смените носки и одежду. Если получится – можете подремать.
– Отлично, – сказал Бассо, доставая сигареты и зажигалку. Прикурить он не успел, полетев в траву от мощной зуботы-
чины проводника.
– Совсем охренел!.. – сказал проводник беззлобно. – Ты бы ещё костёрок разложил!
Итальянец сплюнул кровь и зашарил в заднем кармане брюк.
– Не рекомендую, – сказал проводник. – Руку оторву – вместе с ножичком...
Синьор Бассо поскрипел зубами, но раскопки в кармане прекратил. Удивительно, однако через несколько минут все спали, скорчившись на холодной земле. Лишь проводник, прислонясь спиной к клёну, смотрел в звёздное небо, покусывая сухую травинку. Высоко вверху огромная звёздная сфера поворачивалась невидимо для глаз. И среди звёзд висел спутник, смотрящий на землю недреманным оком...

– Подъём, господа! – скомандовал проводник, в очередной раз глянув на часы.
Господа завозились, закряхтели и закашляли. Всех колотила мелкая дрожь. Короткий сон не освежил – ноги болели ещё сильнее, чем перед этим длинным привалом. К тому же звёзды закрыла низкая облачность, и зачастил мелкий осенний дождь.
– Вперёд, – сказал проводник. – Рюкзаки взять в руки! Первым пойдёт немец. Вот компас и фонарик. Курс отмечен красной точкой. Держитесь так, чтобы стрелка от неё не отклонялась.
Через несколько мгновений они оказались перед колючкой. Толстые пучки проволоки с угрожающими шипами едва проглядывали в темноте. Проводник нырнул в траву, повозился и скомандовал:
– Давай по одному!
Под колючкой открылся узкий лаз. Первым исчез под землёй Байер, за ним протиснулся итальянец. Пыхтя, полез Дюпон, потом – хорват.
– Тебе особое приглашение? – спросил проводник у Кулубали. – Живо полезай!
– У меня клаустрофобия!
– Окей, пойдём назад. Лечить клаустрофобию.
– Нет! Я... полезу.
Француз с подвыванием бросился в дыру. А проводник вернулся под дерево и посмотрел на часы.
– Дождусь конца представления, – сказал он. – О, божечка... Представление на другой стороне границы разворачивалось. Нарушители бежали сомкнутой группой по кочковатой целине с редкими мелкими кустами. Только месье Кулубали немного отставал. Сырая трава посвистывала под ногами. Теперь бежать стало труднее – хоть ночная тьма отступала, но почва быстро превращалась в скользкую кашу. Байер считал про себя шаги. Вот он поднял руку и остановился. Бросил вперёд ком земли. На всякий случай бросил ещё один. Вспы-
шек не было.
– Может, пока просто далеко? – сипло спросил Дюпон.
– По моим расчётам, мы у сетки, – сказал Байер, на мгновенье осветив тонким лучиком компас.
– Вот и пойдёшь дальше один, – сказал Бассо. – А мы полюбуемся...
– Полюбуйтесь, – пожал плечами немец. – Но не забывайте, что время летит быстро...

Он ещё раз сверился с компасом и побежал. За ним пустились Дюпон и Вукович. Поколебавшись, двинулся дальше Бассо. Он боялся отстать от группы. Через минуту его обогнал Кулубали.
– Эй, чёрный! – прошипел ему в спину итальянец. – А ну, отстань!
– Да пошёл ты, нацистская свинья...
Бассо на ходу выдернул нож и попытался догнать француза. Но тот на своих длинных ногах быстро ушёл вперёд, к остальным.
Сквозь редкую завесу дождя проступила дорога – тонкая лоснящаяся полоса. До неё оставалось не более пятидесяти метров, когда Дюпон коротко вскрикнул и упал.
– Что случилось? – остановился Байер.
– Нога! – закряхтел Дюпон, катаясь по земле. – Нога, чёрт бы её побрал! Поскользнулся и, кажется, сломал...
– Накаркал, толстый! – мстительно засмеялся Бассо.
– Давай посмотрю, – сказал Вукович.
– А некогда смотреть! – толкнул его итальянец. – Вон машина идёт... Каждый за себя!
Над дорогой показались размытые дождём и туманом, дрожащие круги автомобильных фар.
– Извини, – сказал Вукович французу. – Но я должен успеть. Они успели. Едва выбрались на дорогу из грязного кювета,
как рядом оказалась медленно идущая «тойота» с открытым кузовом. На ходу повалились в машину, на какие-то ящики, прикрытые брезентовым пологом.
– Эй, гости дорогие! – показал из кабины голову водитель. – Полезайте под брезент – и ни звука...
Дождь припустил, с шумом колотя по пологу. Интернациональную бригаду колотила дрожь – от холода и тревоги.
– А всё-таки мы прорвались, – сказал Вукович и устало засмеялся.
– Дюпона жалко, – сказал Байер.
– Каждый за себя... – сказал Бассо.

Ехали около часа. Едва успели согреться, как машина остановилась. Водитель поднял полог. В глаза ударил свет – уже наступило утро.
– Вылезаем, – сказал водитель, угрюмый тощий мужик. – Вон полиция... Идите сдаваться. Счастливо!

Он хлопнул дверцей, газанул и уехал.
Нарушители границы огляделись. Они стояли посреди небольшой чистой площади, окружённой жилыми пятиэтажками. За домами виднелись кривые улицы небольшого городка, вольно разбросанного по невысоким холмам. Поднимающееся солнце высверкивало на куполах церкви, в окнах домов и мокрой после ночного дождя листве.
– Нам туда, – сказал Байер и ткнул пальцем в трёхэтажный бетонный куб с надписью по фронтону «Полиция».
Они пошли через площадь – с одинаковыми рюкзаками и одинаково грязные. Редкие прохожие не обращали на чужаков никакого внимания. В полицейском участке царили полумрак и тишина. В зарешеченной клетушке спал дежурный, откинувшись на спинку кресла. Напротив, в такой же зарешеченной клетке, спал на скамье вихрастый парень с синяком на скуле. Обитатели участка синхронно похрапывали.
– Господин полицейский! – постучал по решётке Байер. Дежурный со стоном открыл глаза и выпрямился в кресле.
– Чего надо? – спросил он, растирая шею. – Кто такие?
– Не понимаю, – сказал Байер. – Вы говорите по-немецки? Дежурный зевнул:
– Ну, говорю... Чего надо?
– Мы нелегальные мигранты, – сказал Байер, как научил его проводник. – Вот, пришли сдаваться...
– Молодцы, – усмехнулся дежурный. – Садитесь, ждите...
– А чего ждать, господин полицейский? – спросил Кулубали. – Извините...
– Нашего начальника будем ждать. Нелегалы – это по его части. Вон скамейка у стенки – садитесь.
Нарушители границы уселись на жёсткой неудобной скамье напротив клетушки дежурного, который принялся названивать по телефону.
– Ну и вонь тут… – пробормотал Кулубали.
В участке действительно крепко пахло дезинфекцией, потом и табаком.
– Наверное, вчера твоих родственников принимали, – ощерился Бассо.
– Слушай, ты... – прошипел француз.
– Да прекратите! – вздохнул Байер. – Мы прорвались. И теперь должны держаться вместе. Неизвестно ещё, как дальше сложится... Нельзя нам ссориться, господа!

– Вы обратили внимание? – тихо сказал Вукович. – Дежурный даже не удивился. «Садитесь, ждите...» Словно нелегалы сюда каждый день ходят!
– Может, так оно и есть, – пожал плечами Байер. – Если для нас на границе окно сделали... Машину приготовили. Да по времени всё подогнали! Не наводит на размышления?
– Это не наше дело, – быстро сказал Кулубали. – Наше дело – улыбаться и платить.
– Платить, – подхватил итальянец. – А когда все денежки выкачают... Отвезут в лесок и прикопают.
Повисло тяжёлое молчание.
Распахнулась дверь, вошёл грузный седой полицейский с большими звёздами на погонах. Нарушители встали. Из клетушки выскочил дежурный и молодцевато отдал честь.
– За время вашего отсутствия, господин полковник... – начал дежурный.
– Да ладно тебе! – отмахнулся седой. – Кто это там в обезьяннике дрыхнет?
– Дебош в кафе... Неоплаченный счёт и сломанный стол.
– Выпиши от моего имени штраф, дай по морде и выкинь. А за сломанный стол пусть с него по суду взыскивают.
Теперь он строго посмотрел на нарушителей, которые съёжились под его тяжёлым взглядом.
– Ну, гутен морген, господа. Через пять минут прошу ко мне по одному. Дежурный проводит.
Он потопал по тёмному коридору и пропал.
– Строгий, – вздохнул Вукович. – Сказал, чтобы тому, арестованному, дали по морде...
– А ты, значит, понимаешь по-местному? – спросил Бассо.
– Понимаю... Языки-то родственные.
– Ты... тёмненький! – высунулся дежурный. – Пошли со мной.
Кулубали пожал плечами, судорожно сглотнул и поплёлся за дежурным. Они поднялись на второй этаж. Тут было светло – в окнах плескалось низкое утреннее солнце. Дежурный полицейский постучал в одну из дверей, распахнул её и кивнул французу:
– Заходи...
Кулубали оказался в просторном кабинете. На подоконниках цвели в горшках мелкие красные цветочки, в углу на большом плазменном экране беззвучно шли новости. За большим столом восседал седой полковник. Над головой начальника по-

лиции висел портрет президента, а над портретом растопырил крылья государственный орёл.
– Попрошу удостоверение личности, – протянул руку полковник.
Француз поспешно достал планшетник, открыл личную страницу и понёс начальнику полиции. Тот полистал на экране сведения о рождении, регистрации, семейном положении, членстве в профсоюзе.
– Так, Кулубали, Жан-Жак... Приложите пальчик, будьте любезны!
Кулубали аккуратно приложил большой палец правой руки к иконке распознавания планшетника. Полковник совместил полученный отпечаток с зарегистрированным на личной странице.
– Отлично... Месье Кулубали, зачем вы нелегально пересекли нашу государственную границу?
– Чтобы получить работу, господин начальник!
– Вы состоите в преподавательском профсоюзе. Что изволите преподавать, позвольте полюбопытствовать?
– Социологию в университете...
– Преподавателей социологии нам очень сильно не хватает, – сказал полковник. – Остальных – навалом. Просто девать некуда! А вот социологии...
– Значит, у меня есть надежда? – улыбнулся француз.
– Надежда всегда есть. Будем решать... А пока – заплатите штраф за незаконное проникновение на территорию нашей страны, за гостевую визу на две недели и, естественно, за ваше содержание в эти две недели. Кормить надо, охранять, понятное дело... Всего шестьсот рублей.
Кулубали зашевелил губами – считал.
– Это же восемнадцать тысяч евро, господин начальник! – удивился француз.
– Бесплатно только птички поют, – улыбнулся полковник. – Вы же хотите работать в нашей стране?
– Конечно, хочу...
– Тогда платите. Вот номер счёта.
Кулубали послушно набрал номер и перевёл со своего банковского вклада восемнадцать тысяч евро. Полковник дождался подтверждения перевода, ввёл в планшетник квитанцию сбора и расписался.
– Пока свободны, – сказал он французу.
Кулубали взял планшетник и, помявшись, сказал:
– Вопрос можно, господин начальник?

– Валяйте, – благодушно сказал полковник.
– Почему вы даёте визу на две недели?
– Потому что это время вы проведёте в фильтрационном пункте. Будем проверять... По всем каналам. Нам преступники и смутьяны не нужны. Ещё вопросы?
– Да. Почему вы, такой большой начальник, занимаетесь какими-то нелегалами?
– А что делать, милый? Нарушение госграницы – самое страшное преступление по нашей местности. У нас тут город тихий, законопослушный. В прошлом году два дурака в пивняке подрались, одному голову бутылкой проломили, он и помер. Так об этом в городе месяц судачили. У нас даже воровства нет, вот какая жалость... Поэтому я вами и занимаюсь. Ладно, месье Кулубали... Позовите следующего.

Фильтрационный пункт находился во  дворе  полицейского участка – бетонный сарай с узкими окошками-бойницами и грубо оштукатуренными стенами, вымазанными серой краской. Внутри были металлические двухэтажные нары, стол, душевая кабинка и унитаз.
– Видали и хуже... – пробормотал итальянец, оглядевшись.
– Можно только позавидовать вашему опыту, – сказал француз.
Удивительно, но Бассо не вспылил.
– Ничего, шоколадка... Опыт – дело наживное. В тюряге тебя быстро выучат.
Байер посчитал нары.
– Помещение на двадцать человек, – сказал он, занимая самое дальнее место. – Значит, можно ожидать пополнения.
Итальянец подошёл к хорвату.
– Слушай, Вукович, – сказал он тихо. – Мы же вроде были соседями... Ну, там, дома. Итальянцы всегда дружили с хорватами. Давай и тут держаться вместе.
– Как хочешь, – сказал Вукович. – Ты чего-то боишься?
– Я уже давно всего отбоялся... Просто не хочу брататься с чёрными. Да и немец... Себе на уме, ариец хренов! Видал, как он сразу в командиры полез? А я его в командиры не выбирал. Сигаретку дать?
– Если не жалко... Они закурили.

– Пойдём к двери, – сказал Бассо. – Пошепчемся.
Байер аккуратно развесил одежду на железной спинке нар, открыл душевую кабинку, пощёлкал кранами и принялся снимать бельё.
– Аккуратист! – фыркнул Бассо, усаживаясь у самой двери.
– Я бы тоже помылся, – сказал хорват. – Такое ощущение, что целый день штангу таскал...
– У меня вот другое ощущение...
Итальянец оглянулся. Кулубали завалился на нары и отвернулся к стене.
– У меня, друг, такое ощущение, что нас кинули!
– С чего ты решил? – нахмурился Вукович.
– Понимаешь... здешняя полиция на лапу не берёт! Начальник так и сказал: русские полицейские взяток не берут! Фантастика... Я предложил этому борову, начальнику, тридцать тысяч евро. Это тысяча рублей! Думаю, два его месячных жалованья. Не взял, порка мадонна! Я накинул ещё столько же – опять не взял. Да ещё пригрозил немедленно депортировать. Сволочь!
– А зачем ты ему предлагал взятку?
– Ну, чтобы сразу выписал рабочую визу.
– Может быть, он такие проблемы не решает?
– Друг! За деньги решаются любые проблемы. Хоть у нас, хоть здесь. Люди везде одинаковы. Наверное, я мало предложил. Надо было проводника расспросить – что да почём...
– Тридцать тысяч, – покачал головой хорват. – На моём счету теперь и столько не наберётся.
– Деньги – мусор, – отмахнулся Бассо. – В случае чего – могу подкинуть. Сочтёмся. У меня денег хватит...
– Спасибо, – кивнул Вукович. – А зачем ты сюда поехал, если деньги есть? С ними и в Италии, наверное, неплохо.
– Денег много, а голова одна, – вздохнул Бассо. – Мне просто надо отсидеться. Тут не достанут. А тебя чего сюда понесло?
– У меня дома был круизный катер... Катал туристов по Адриатике. На острова и всё такое... Не скажу, чтобы загребал миллионы, но на жизнь хватало. А последние два года туристы почти не едут. Еле смог расплатиться по кредитам. Лопнул бизнес. И другой работы нет.
– Понимаю, – усмехнулся Бассо. – Какой туризм, если жрать нечего...
– Раньше русских много приезжало, – ностальгически сказал хорват. – Вот у кого денег немерено! Теперь они Полинезию осваивают.

– А эти... – итальянец кивнул на Кулубали. – Европу осваивают! Веришь? – всю Сицилию оккупировали. Через Италию бегут чуть ли не в Швецию. В Неаполе от них не протолкнуться. Хватаются за любую работу, сбивают местным все тарифы. Их уже резать начали...
Пока они курили и вспоминали дела домашние, Байер успел принять душ и теперь растирался казённым застиранным полотенцем. Итальянец хмуро покосился на крепкие руки и широкие плечи немца.
Заскрежетал замок, дверь распахнулась, и на пороге показалась пара молодых полицейских. Один тащил два зелёных армейских термоса, а другой – корзину и автомат.
– Кушать, – сказал полицейский с термосами. – Эссен.
И брякнул поклажу на стол. Достал из корзины упаковку нарезанного хлеба, миски, ложки и четыре разнокалиберных бокала.
– Эссен, – повторил полицейский. – Приятного, значит, аппетита.
И что-то со смехом добавил, обернувшись к коллеге. Полицейские вышли, замок опять скрежетнул. Арестанты разобрали миски и ложки, Вукович открыл термос, понюхал.
– Кажется, каша, господа.
И вытряс в миску слипшуюся серую массу с кусочками чегото тёмного и малосъедобного на вид.
– А это, кажется, мясо, – присмотрелся Кулубали.
– За те деньги, что они с нас слупили, можно кормить из ресторана! – сказал Бассо. – Пять раз в день! Твари... Посмотри, что в другом термосе.
Вукович открыл второй термос.
– Чай... Или что-то на него похожее.
Арестанты поковыряли кашу, похлебали жидкости, слабо окрашенной чаем и так же слабо сдобренной сахаром. С аппетитом ел один Байер. Остальные наблюдали, как немец орудует ложкой.
– Видать, в вашей Германии совсем плохо, – сказал Бассо.
– В нашей Германии лучше, чем в вашей Италии, – ответил Байер. – Просто я люблю порядок. В обед надо обедать. Ты уверен, что тебя накормят ужином?
– Но жрать эти помои!..
– Дело привычки, – сказал Байер. – Если не возражаешь, я возьму твою порцию.
Едва отобедали, за термосами явились полицейские. Итальянец сорвался с места:

– Слушай, друг, принеси мне сигарет. А то кончаются.
– Не понимаю, – сказал полицейский.
Вукович что-то произнёс на незнакомом языке. Полицейский международным жестом потёр пальцы.
– Сколько он хочет? – спросил Бассо.
– Три рубля за пачку...
– Девяносто евро! – выкатил глаза итальянец. – Вот это цены, однако... Я же говорю: кинули нас.
– Бросай курить, – усмехнулся Байер. – Кто сегодня дежурит?
– Чего? – глаза у Бассо вылезли ещё сильнее.
– Кому-то надо вымыть посуду. Порядок есть порядок. Нет желающих? Тогда сегодня дежурю я.
– Ладно, – сказал Кулубали. – Я буду дежурить завтра.

Через несколько дней они почти привыкли. Спали, ели и час в день гуляли. Их под присмотром вооружённого полицейского выводили в крохотный двор, окружённый бетонными стенами и накрытый тихим осенним небом. Тут они общались с помощью планшетников с родственниками и друзьями. Только итальянец никому не звонил.
Жена Байера, большеглазая и такая же белобрысая, постоянно плакала, немца это угнетало, и он быстро сворачивал переговоры. Хорват выходил на связь с пожилыми родителями регулярно, но говорил мало. Зато Кулубали зависал в мировом эфире по полчаса, вызывая разнообразных женщин – очень разнообразных по возрасту и цвету кожи.
– А ты у нас, оказывается, ходок, – подсмотрел однажды Бассо. – Молодец, шоколадка!
Выяснилось, что больше всех о стране, куда они так оригинально попали, знает Вукович – он почти год готовился к переходу. Учил язык и историю. Поэтому после обеда они стали проводить что-то вроде семинаров: засыпали хорвата вопросами, а он, если мог, отвечал.
– Я немножко знаю русский, – сказал однажды Байер. – Мой дедушка когда-то приехал из России. Он жил на реке Волге. Но здешние полицейские по-русски не говорят. Почему?
– Правильно. Они говорят не по-русски, а по-украински. Когда-то Украина была самостоятельным государством, а теперь это часть Российской Конфедерации. В неё входят ещё Бело-

руссия и Финляндия. Давно, когда в России был царь, финны были российскими подданными. Теперь они вернулись. А вот поляков в свою Конфедерацию русские не взяли, хотя тоже когда-то вместе жили в империи. Русские сказали, что им хватило опыта общения с поляками при царе и при Сталине.
– А кто такой Сталин? – спросил итальянец.
– Великий человек, – встрял Кулубали. – Создатель русских кибуцев.
На пятый день отсидки, перед самым обедом, в фильтрационный пункт привели месье Дюпона – неожиданно усохшего. Компаньоны не сразу его узнали. Но потом сентиментально полезли обниматься.
– Мон дье! – засмеялся Кулубали. – Мы уже не чаяли вас увидеть... Значит, не депортировали?
Дюпон рассказал удивительную историю. Сначала его подобрали пограничники, доставили на вертолёте в свою медчасть, где ему вправили ногу и вкатили обезболивающего. Потом его два дня допрашивала серая личность. Интересовалась, по заданию какой разведки Дюпон оказался на территории Российской Конфедерации. Когда Дюпон в сорок четвёртый раз ответил, что ни с каким разведками не знаком, его опять посадили в вертолёт и выкинули на сопредельной стороне.
– Представляете, господа! Выкинули как мешок с мусором. Не приземляясь! А я выше, чем со стула, никогда не прыгал... Чуть опять ногу не вывихнул. Я отправился в гостиницу, где мы с вами недавно жили. Там меня и нашёл наш проводник. Предложил за ту же сумму вновь переправить в Россию. Представляете, господа? Ну, что делать... Я согласился. На этот раз проводник был так любезен, что сам перевёл меня через границу и посадил в машину. Я приехал в город и сдался полиции.
– И с тебя слупили шестьсот рублей, – подытожил Бассо.
– Да, дороговато обходится путешествие, – понурился месье Дюпон. – Однако надеюсь, что быстро возмещу все расходы.
– Это почему же? – удивился итальянец.
– Потому что я хороший кондитер, а в России любят сладости.
– Где их не любят! – вздохнул Байер. – Только у нас сладости становятся предметом роскоши...
– Вот именно, – кивнул Дюпон. – Потому я и прогорел со своей кондитерской... Самая известная была в Лионе! «Роз де Лион» называлась... Особенно ценились мои фирменные бриоши с камамбером. Сыр я выбирал самый лучший, чтобы пле-

сень была нежного белого цвета. Здесь важно точно соблюдать пропорции теста и начинки... Причём в тесто нельзя перекладывать сметаны. Хотя некоторые...
– Слушай, заткнись! – грустно сказал синьор Бассо.
В этот момент загремел замок, и уже знакомые полицейские внесли термосы.
– Эссен! – сказал, улыбаясь, один. А другой добавил:
– Ижьте, хлопци, ижьте, що наши свыни не доилы... Арестанты разложили по мискам надоевшую кашу и зара-
ботали ложками. Когда полицейские ушли, Кулубали спросил у хорвата:
– Что сказал этот охранник?
– Пожелал приятного аппетита, – хмуро ответил Вукович. На десятый день Кулубали сошёл с ума. Он принялся ко-
лотить в дверь и требовать начальника полиции. Его оттаскивали, но француз очень ловко вырывался и снова бросался на дверь. Наконец Байер не выдержал и уложил Кулубали правым хуком.
– Вот это правильно, – сказал итальянец. – Не хватало ещё, чтобы этот чёрный гадёныш сорвал нам всё дело! Выкинут... без парашюта, как Дюпона. И плакали наши денежки.
Француза связали простынёй и уложили на нары. Через час пришли знакомые полицейские, а с ними – строгий молодой человек в деловом костюме. Он оглядел исподлобья сарай, арестантов и показал пальцем на Кулубали:
– Этот шумел?
– Этот, этот! – подскочил Бассо. – Требует начальника полиции. Не понимает, что господин начальник – человек занятой и на свиданье со всякой швалью...
– Заткнитесь! – без выражения сказал молодой человек. – Ну-ка, развяжите его!
Он подошёл к нарам и брезгливо потолкал пальцем француза в плечо:
– Эй, любезный... У вас есть какие-то претензии?
– Есть! – завопил француз, отшвыривая простыню, которой ему спеленали руки.
– Излагайте, – всё так же без выражения сказал молодой человек. – Только перестаньте орать – тут глухие не работают.
– А вы кто? – тоном ниже спросил Кулубали.
– Чиновник по особым поручениям градоначальника. Итак, какие у вас претензии?

– Почему нас держат... в информационном вакууме? Мы не знаем, что предпринимается по нашему делу!
– По какому делу, позвольте спросить?
– Ну... я не знаю... По делу о незаконном переходе границы!
– Вы, значит, незаконно перешли границу?
– А то вы не знаете! – опять взвился Кулубали.
– Это не в моей компетенции, – усмехнулся чиновник по особым поручениям. – Это дело полиции и суда. Вас уже осудили?
– Нет, Бог миловал.
– Вот видите... А то мне доложили, что бунтуют заключённые. Поэтому, как представитель администрации, я и пришёл разобраться, не ущемляются ли ваши права. У нас в стране строго соблюдаются права заключённых. Теперь я понимаю, что вы даже не заключённые.
– А кто тогда? – в полный голос закричал француз. – Держат под замком, кормят чёрт знает чем... И мы не заключённые?
– Я бы не ставил вопрос так категорично. Вы пока задержанные. Если других претензий нет... До свиданья, господа.
Чиновник по особым поручениям направился к двери. Полицейские с автоматами бдительно прикрывали тылы.
В сарае повисло долгое молчанье.
– Мы тут сгниём! – сказал наконец Кулубали и заплакал. – И никто не узнает, где нас закопают...
– А ты хотел бы, чтобы твои бабы носили на могилку цветы? – спросил Бассо.
– Помолчи, – сказал ему Байер. – А то и тебе врежу.
– За что? – удивился итальянец.
– За то, что сука...

Вечером тринадцатого дня заключения им принесли одноразовые бритвы и одинаковые серые костюмы – впрочем, оказавшиеся всем впору, кроме месье Дюпона. Костюм висел на французе как на вешалке.
– Это они по моим антропометрическим данным подбирали, – сказал Дюпон, собирая пояс брюк в гармошку. – А данные устарели...
– Побриться, помыться, переодеться, – сказал охранник, притащивший одежду. – Завтра с утра – в суд.
– Слава богу, – сказал немец. – Выходим на финишную прямую, господа!

И была ночь, и было утро...
Под присмотром двух полицейских их вывели со двора участка на площадь. Солнце стояло невысоко, на деревьях, окружающих площадь, листва полыхала всеми оттенками жёлтого и красного. В чистом небе медленно таял инверсионный след.
Судебное присутствие находилось в трёх минутах ходьбы, в старинном здании с колоннами. В зале заседания, отделанном тёмными деревянными панелями, стояло несколько скамеек и стол судьи на возвышении. Нишу за столом занимала мощная гипсовая тётка с завязанными глазами и весами. Конвоиры усадили нелегалов на переднюю скамейку и вышли.
Нарушители границы приготовились к долгому ожиданию, но обманулись. В зал вошла ещё одна гипсовая тётка, но в сине-зелёной форме и вполне зрячая. Она что-то каркнула. Вукович встал, за ним поднялись остальные. За судейским столом распахнулась дверь, и показался оригинальный персонаж – высокий, худой и носатый. В чёрной разлетающейся мантии он был похож на ворона.
Персонаж сел за стол и благодушно сделал ручкой:
– Прошу садиться...
Придвинул планшетник, поиграл на клавиатуре.
– Разрешите представиться: федеральный судья Нарежный. Есть отводы суду? Нет отводов. Нужен переводчик? Не нужен... Есть замечания по процедуре? Нет замечаний. Прекрасно!
Пока ворон разливался соловьём, тётка в форме обошла подсудимых и навесила каждому на лацкан по микрофончику.
– Объясняю для всех присутствующих, – сказал судья Нарежный. – Нелегальный переход границы по нашему законодательству наказывается годом исправительных работ, если данный переход не был сопряжён с другими, более серьёзными правонарушениями. Как то: стрельба, убегание от органов правопорядка и сопротивление означенным органам. В вашем случае стрельбы, убегания и сопротивления не было. Более того, вы совершенно добровольно сдались означенным органам. Таким образом, все вы подлежите наказанию по минимуму – в виде одного года принудительных работ. Разъясняю. Вас распределят на работы согласно заявкам федеральной службы занятости. На своих рабочих местах вы будете получать в течение года сорок процентов причитающегося должностного оклада, премий и надбавок. Если в течение года у вашего руководства и надзирающих органов не будет к вам претензий, вы имеете пра-

во подать прошение на получение трёхгодичной рабочей визы. Получив такую визу, вы имеете право вызвать семью, если таковая имеется. Пока всё понятно? Пока всё понятно. Далее. Это общая, так сказать, схема. Но она может меняться в зависимости от разного рода частностей. Как то: мотивация нелегального проникновения в нашу страну, результаты проверок, сигналы граждан и так далее, и так далее. Горпиночка, принесите чаю, будь ласка. Один кусочек сахара.
Тётка в форме исчезла. И пока не появилась с чашкой чая, судья Нарежный, не поднимая головы, увлечённо копался в планшетнике. Хлебнув чая, крякнув и поддёрнув крылья мантии, он вернулся к судоговорению:
– Начнём по алфавиту. Первым слушается дело: Российская Конфедерация против Карла-Хайнца Байера. Встаньте, подсудимый.
Байер встал и вытянул руки по швам.
– Немец и тут первый, – пробормотал Бассо.
– Ничего, по русскому алфавиту ты второй, – сказал Вукович.
– Тишина в зале! – рявкнул судья. – Прикажу вывести! Итак, Карл-Хайнц Байер, какова ваша мотивация для совершения незаконного пересечения государственной границы?
– Дома я оказался без работы, ваша честь...
– А у меня сведения, что вы – владелец заправочной станции.
– Так точно, ваша честь. Был владельцем такой станции. Плюс шиномонтаж и мелкий ремонт. Бизнес сожгли конкуренты из турецкой диаспоры. Я записался в русском бюро труда на получение рабочей визы в Россию. Это во Франкфурте-на-Майне, три часа езды от нашего города.
– Давайте без ненужных подробностей, подсудимый!
– Хорошо... В бюро труда в течение года я отмечался ежемесячно. Потом выяснил, что моя очередь на получение визы подойдёт ещё через четыре года. Тогда мне и посоветовали нелегально перейти границу.
– Кто конкретно посоветовал?
– Извините, ваша честь, не помню. Кто-то из нашей очереди... Прошу снизойти, ваша честь! Жена и ребёнок...
– Суду всё ясно, – сказал Нарежный. – По месту жительства вы характеризуетесь положительно, имеете специальность оператора моторов высокого давления, в противоправной деятельности не замечены, приводов в полицию не имеете. Поэ-

тому я удовлетворяю заявку федеральной службы занятости... Вы приговариваетесь к году исправительных работ в нефтегазодобывающем управлении города Николаевска Царицынской губернии. Насколько мне известно, ваш дедушка из тех краёв. Вот и посмотрите за казённый счёт на малую родину предков. Проездные документы получите в полиции. Вам понятен приговор?
– Так точно, ваша честь! Спасибо. Большое спасибо!
– Садитесь... Слушается дело: Российская Конфедерация против Лучано Бассо. Встаньте, подсудимый! Расскажите суду о вашей мотивации.
– Та же самая, ваша честь! – вскочил итальянец. – Остался без средств к существованию. Я работал в порту, ваша честь, состоял в профсоюзе докеров. Половину людей уволили. А у меня семья. Мама старенькая...
– Подсудимый! – отмахнулся судья. – Следите за словами... Потом будет трудно изменить показания. Я бы сказал, невозможно. Понимаете, о чём я?
– Нет, ваша честь, не понимаю, – проблеял Бассо.
– В последний раз, подсудимый, даю возможность честно рассказать, зачем вы приехали в нашу страну. Может быть, я учту вашу мотивацию и смягчу приговор.
Бассо выразительно пожал плечами и промолчал. Нарежный допил чай и выставил палец в сторону итальян-

ца.


– Вы там, в Неаполе своём, думаете, что русскому судье

можно забить голову всякой жалостливой глупостью? Что тут дурачки сидят? А вы, значит, самые хитрожо... хитроголовые? Вы сильно ошибаетесь, подсудимый! Мы живём в глобальном мире, и разузнать вашу подноготную – раз плюнуть. Вот так: тьфу! Нет у вас никакой семьи. И маму вы не навещали последние семь лет. Хоть она и старенькая. Вы только числились в профсоюзе докеров. А сами с такими же отморозками занимались контрабандой углеводородов из Киренаики. Для непосвящённых объясняю: Киренаика – это часть бывшей Ливии. Там много нефти. Итак, вы контрабандой доставляли в страны Евросоюза танкеры с нефтью и продавали по демпинговым ценам. Бессовестно и бессердечно наживались на трудностях земляков. А чтобы вам не мешали, давали взятки чиновникам по всему побережью Средиземного моря. И теперь вы тут строите из себя... жертву мирового финансового кризиса?
– Ваша честь! – завопил Бассо. – Это клевета моих врагов!

– Тишина в зале! – судья Нарежный заколотил по столу деревянным молотком. – Продолжаю. Поножовщина, угон транспортных средств, мошенничество. Два срока заключения. В Россию вы направились из Марселя. А что вы там делали?
– А что я там делал? – набычился итальянец.
– Марсельская портовая полиция арестовала вашу трудолюбивую банду, когда вы с подельниками обмывали в ресторане очередной гешефт с нефтью. Вам, Бассо, удалось ускользнуть. И теперь, как понимаю, вы собираетесь открыть своё дело по контрабанде углеводородов в России? У нас, конечно, много нефти и газа, но мы привыкли обходиться без таких посредников, как вы. У нас своих ловкачей... Приговариваю вас, подсудимый Бассо, к депортации. Не знаю, как у вас сложатся на родине отношения с правоохранительными органами... Но предупреждаю: если вы ещё раз появитесь на территории Российской Конфедерации, вас ждут три года тюрьмы. Немедленно! Понятен приговор?
– Спасибо, ваша честь!
– Пристав! – сказал судья тётке в форме. – Препроводите, Горпиночка, господина Бассо под стражу, будь ласка...
Тётка сдёрнула с итальянца микрофон, подняла его с места, как цыплёнка, и потащила к дверям. Они тут же распахнулись, и полицейские надели на Бассо наручники.
– Три года тюрьмы… – пробормотал итальянец с кривой ухмылкой. – Целых три года! И немедленно. Отличная идея, ваша честь, порка мадонна...

– Объявляю перерыв на пять минут, – сказал судья Нарежный и взмахнул крылами мантии.
Нелегалы удручённо переглянулись. Один Байер улыбался своим мыслям.
– Мне крышка! – в панике прошептал Кулубали. – У меня два привода в полицию...
– За что? – спросил Дюпон.
Ему тоже было страшно, и он обильно потел, вытирая лицо несвежим платком.
– На демонстрацию ходил... Вместе со студентами.
– Это не преступление, – сказал Дюпон. – У нас свободная страна, каждый может выражать свою позицию!

– Не вздумай выступать в этом духе, – посоветовал Вукович Кулубали. – Скажи: ходил на демонстрации, исключительно чтобы присмотреть за своими студентами.
– Судья не поверит...
Дискуссия прервалась, потому что Нарежный вновь взгромоздился на судейский насест.
– Продолжаем заседание...
До подсудимых долетел крепкий запах хорошей выпивки. Дюпон, как специалист, заводил носом.
– Слушается дело: Российская Конфедерация против Красимира Вуковича. Встаньте, подсудимый. Расскажите, что привело вас в Россию.
– Безработица, ваша честь.
– О-о, вы говорите по-русски! Это плюс, безусловно. Излагайте дальше.
– Больше добавить нечего, ваша честь. Прошу приговорить к жизни в России...
– Очень красиво: приговорить к жизни в России... Вы не поэт, господин Вукович?
– Нет, ваша честь, Господь миловал...
– Опять красиво! Вы не поэт, господин Вукович, вы – философ. Однако, как показала проверка, вы ещё и моряк. По месту жительства характеризуетесь положительно: заботливый сын, законопослушный член общества. Удовлетворяю заявку службы занятости... Учитывая ваши профессиональные качества, подсудимый, приговариваю вас к году исправительных работ на траловом флоте Северного морского пароходства. Это в Архангельске. На родине великого Ломоносова, если не знаете. Вам понятен приговор?
– Спасибо, ваша честь! – поклонился Вукович.
– На здоровье! – не остался в долгу судья. – Садитесь... А теперь попросим встать господина Дюпона.
Тот встал на дрожащих ногах и полез за платком.
– Оказывается, вы – известный кондитер! – улыбнулся судья. – Да ещё в таком зрелом возрасте... И что же вы, как юноша, поскакали через границу? Неужели тоже мариновали в очереди?
– Да, ваша честь, – кивнул Дюпон. – Мариновали... А ждать, сами понимаете...
– Понимаю. На вас, подсудимый, есть персональная заявка магистрата. Мы не собираемся разбрасываться хорошими кондитерами. В больших городах, может, их переизбыток, но у

нас... Вы тортики делаете? Такие, с пьяной вишней? Жена очень уважает...
– Я делаю... любые тортики, – выпучил глаза Дюпон.
– Вот и славно. Градоначальник уже дал команду переоборудовать под кондитерскую городскую библиотеку. Всё равно туда никто не ходит. А ещё, тут мне доложили, у вас были лучшие в Лионе... эти... бриоши. Кстати, что это за блюдо? Только популярно!
– Если популярно... Это такие маленькие шарики из теста с начинкой.
– Ага... А пьяную вишню можно использовать в качестве начинки?
– Не пробовал... – пожал плечами Дюпон.
– Вот и попробуете! Год принудительных работ в кондитерской, подсудимый... Вам понятен приговор?
– Спасибо, господин судья!
– Пожалуйста... Садитесь. Слушается  последнее  дело – Российская, значит, Конфедерация против Жан-Жака Кулубали. Встаньте, подсудимый. Объявляю приговор: депортация. Вопросы есть?
– Почему? – взвился винтом Кулубали.
– Потому что нам не нужны преподаватели социологии. Нет такой заявки от федеральной службы занятости.
– Я готов... ваша честь... готов хоть дворником, хоть продавцом овощей!
– Дворников у нас хватает. Наши соседи из Средней Азии регулярно поставляют тружеников метлы... Овощи у нас продают представители многонационального Кавказа. Это, так сказать, их епархия. Следовательно, работы для вас нет.
– Вы расист!
– Ну, вот... – огорчился судья Нарежный. – Пошло, поехало! Да у нас таких как вы... Правильно, стало быть, вас таскали по участкам. Вы социопат, месье Кулубали, хоть и преподаёте социологию. Значит, нам с вами не по пути. Вот с месье Дюпоном – по пути! А с вами – нет и ещё раз нет. Депортация! Приговор окончательный.
– А где в таком случае мой адвокат?
– Странно даже слышать, – развёл руками судья. – Вы ведь сами признались начальнику полиции, что незаконно перешли государственную границу. Никто за язык не тянул? Никто за язык не тянул. Могу продемонстрировать запись разговора... А раз сами признались, то никаких следственных действий в отношении вас не проводилось. А раз на суде нет стороны следствия и

обвинения, зачем нам другая сторона – защита? Не нужна нам другая сторона! Подумайте сами своей профессорской головой! Горпиночка! Подготовь уважаемого профессора к депортации, будь ласка...
Через мгновенье Кулубали уже бился в мощных объятиях пристава. А подоспевшие полицейские обряжали француза в браслеты Тульского завода спецсредств.
– Вы свободны, господа, – объявил судья Нарежный оставшимся в зале. – Условно, так сказать, свободны. Пройдите в полицейское управление, получите временные документы и направления на работу. Желаю трудовых успехов и личного счастья!
Байер, Вукович и Дюпон вышли из суда, постояли под неярким ласковым солнышком и отправились в полицию. В дверях столкнулись с группой изгвазданных настороженных людей с дикими глазами. Их конвоировали знакомые полицейские.
– Семеро, – посчитал Вукович.
– Четыре тысячи двести рублей, – добавил Байер. – В евро это будет... Сколько же это будет?
– Грех считать чужие деньги, – вздохнул Дюпон. – Хотя на такую сумму я мог бы купить новую кондитерскую.

Байер и Вукович ехали в поезде Ужгород – Москва и любовались Карпатами. В столице России им предстояло расстаться: одного судьба вела на север, другого – на юг. Кроме рюкзачков со всякой житейской мелочью они везли увесистые узлы – армейские ватники с воротником, шапки-ушанки и меховые сапоги. Всего по полсотни рублей и потратили недавние нелегалы на экипировку, без которой, как им объяснили, зимой в России делать нечего.
– Красивые горы, – сказал Вукович. – Но у нас лучше...
– Точно, – согласился Байер. – У нас лучше.
– Ну и сидели бы в своих чёртовых горах! – сказал на приличном немецком языке серый мужичок с верхней полки. – Едут и едут, нехристи... Мёдом у нас, что ли, намазано?

Начальник полиции, начальник погранзаставы и судья сидели под вишней в саду и дегустировали калгановую настойку.

Закусывали свежими бриошами – новый городской кондитер расстарался.
– А тебе, – сказал судья начальнику погранзаставы, – бриошей не дадим! И не проси, москаль бестолковый...
– Это ж чем я так провинился, ходячий кодекс?
– Ты же чуть не оставил город без кондитера! Выкинул бедного Дюпона к соседям. Хорошо, мой Васька подсуетился да обратно притащил этого мосье... Тебе, кум, нравятся бриоши?
– Шо-то не пойму... – ответил начальник полиции. – Вареники с вишней, по-моему, лучше!
– Тю, село! Это же бриоши, их только в Европе едят! Вареники ему... Приговариваю тебя к внеочередной чарке! Понятен приговор?