Геннадий ЛИТВИНЦЕВ
PRE-PARTY. СЦЕНА ИЗ "ФАУСТА". Пьеса для небольшого спектакля
PRE-PARTY. СЦЕНА ИЗ "ФАУСТА". Пьеса для небольшого спектакля
Красная площадь на исходе майского дня в ожидании концерта западного поп-идола. Ниши ГУМа, обращенные к Кремлю, заполняются сановниками, бизнесменами, политиками и поп-звездами. Первый этаж универмага превращен в земляничную поляну: всюду полосы зеленой травы с живой неснятой ягодой. Корзинки с земляникой в руках встречающих вип-публику модельных девушек. Столы заставлены коллекционными винами, драгоценными коньяками, изысканными закусками.
Некто в элегантном костюме с супругой. Кладет в коньяк дольки лимона, пьет и, не обтерев губ, объявляет:
— Готов поспорить, что костюм у него той же марки, что у меня!
Пытается повторить прием с коньяком, но жена — она в белоснежном наряде, с гарденией в волосах — отвлекает его, трогая за запястье: "Смотри, смотри же, кто пришел!". Входит знаменитый кинорежиссер, загорелое лицо светится добродушием и энтузиазмом. Поправляя дымчатые очки:
— А что, господа, стоило жить, чтобы дожить. И вот дотянули же! Лучше поздно, чем никогда. Или еще не поздно? Это нам сегодня сатисфакция за все прошлое.
Эстрадная певичка поедает клубнику в паре со звездой юмора (к коньякам не притрагиваются):
— Ах, всю ночь не могла уснуть! Представьте: это же звезда с небес падает на землю, на нашу навозную кучу.
— А для меня он вовсе даже не предмет культа, он всегда актуален.
Министр, присоединяясь к ним:
— Все, все главное в нашей жизни, считаю, исполнилось. Прошел Кубок Дэвиса, сегодня увидим божество нашей юности. Так что можно заказывать себе саван.
Дама щурится и согласно кивает головой.
Запыхавшийся партийный босс, осматриваясь, наливает и пьет кампари. Восторженно восклицает, играя на телекамеру:
— Не верится, он — в Москве! Вот за такую свободу мы боролись. Когда-то из-за него, еще в школе, я начал учить английский. Завидую молодым, им все достается даром. Пытается спеть одну из песенок идола, но вскоре срывается:
— Пойду потанцую.
Мухой вылетает из ГУМа. На авансцене — самая модная женщина сезона, художница поп-арта. На голове скрученные подобием шляпы черные заношенные джинсы. Длинная, рваная местами юбка ручной вязки, на ногах красные колготки в клетку.
— Как бы я хотела его раздеть! И заново одеть. Все-таки, я вас уверяю, наряжается он старомодно. Когда бы я была его женой!
В вип-зоне на площади начинается движение: первые ряды занимают кремлевские сановники. Много знакомых лиц. Свисающими с ушей бриллиантами покачивает Ксюша Собчак. Незаметно и тихо в партер проходит Президент, присаживается рядом с мэром Москвы.
Журналист (ведет репортаж)
— Москва замерла и не дышит. До концерта осталось совсем немного. Красная площадь сегодня станет ареной ритуальных плясок и всеобщего поклонения великому человеку, живому богу. Это он изобрел современную поп-музыку, воплотил великую мечту рок-н‑ролла, женился на красавице с одной ногой, заработал миллиард долларов и сейчас борется за права ягнят и вегетарианцев. Он поставил условие: концерт должен пройти на Красной площади, и только на Красной площади — в энергетическом сердце России. Возражения всякого рода фарисеев были смело проигнорированы.
Да и нельзя этому человеку ни в чем отказать. К людям сорока-пятидесяти лет, заправляющим в этой стране, приехал бог их юности, он несет свет и освобождение. "Демократия в России не наступит, пока он не выступит на Красной площади", — твердят рок-банкиры и рок-политики с сединами в бороде. Для них это Нагорная проповедь.
И все же не все еще вполне понимают величину счастья, свалившегося на нас с приездом кумира. А на Западе в большой цене даже его волосы, их выставляют на аукционах. Собственные дети просят папу не доедать блюд — их же можно задорого продать. Обкусанный им кусочек хлеба однажды ушел за сорок тысяч долларов. Один из фанатов продавал флакончики с микробами гриппа, который подхватил от певца.
В поредевшей нише ГУМА появляются Фауст и Мефистофель, оба в живописных нарядах европейского Возрождения. Фауст в пурпурном берете, его спутник — в черном, при шпаге. У входа их останавливают.
Мефистофель (развязно)
Некто в элегантном костюме с супругой. Кладет в коньяк дольки лимона, пьет и, не обтерев губ, объявляет:
— Готов поспорить, что костюм у него той же марки, что у меня!
Пытается повторить прием с коньяком, но жена — она в белоснежном наряде, с гарденией в волосах — отвлекает его, трогая за запястье: "Смотри, смотри же, кто пришел!". Входит знаменитый кинорежиссер, загорелое лицо светится добродушием и энтузиазмом. Поправляя дымчатые очки:
— А что, господа, стоило жить, чтобы дожить. И вот дотянули же! Лучше поздно, чем никогда. Или еще не поздно? Это нам сегодня сатисфакция за все прошлое.
Эстрадная певичка поедает клубнику в паре со звездой юмора (к коньякам не притрагиваются):
— Ах, всю ночь не могла уснуть! Представьте: это же звезда с небес падает на землю, на нашу навозную кучу.
— А для меня он вовсе даже не предмет культа, он всегда актуален.
Министр, присоединяясь к ним:
— Все, все главное в нашей жизни, считаю, исполнилось. Прошел Кубок Дэвиса, сегодня увидим божество нашей юности. Так что можно заказывать себе саван.
Дама щурится и согласно кивает головой.
Запыхавшийся партийный босс, осматриваясь, наливает и пьет кампари. Восторженно восклицает, играя на телекамеру:
— Не верится, он — в Москве! Вот за такую свободу мы боролись. Когда-то из-за него, еще в школе, я начал учить английский. Завидую молодым, им все достается даром. Пытается спеть одну из песенок идола, но вскоре срывается:
— Пойду потанцую.
Мухой вылетает из ГУМа. На авансцене — самая модная женщина сезона, художница поп-арта. На голове скрученные подобием шляпы черные заношенные джинсы. Длинная, рваная местами юбка ручной вязки, на ногах красные колготки в клетку.
— Как бы я хотела его раздеть! И заново одеть. Все-таки, я вас уверяю, наряжается он старомодно. Когда бы я была его женой!
В вип-зоне на площади начинается движение: первые ряды занимают кремлевские сановники. Много знакомых лиц. Свисающими с ушей бриллиантами покачивает Ксюша Собчак. Незаметно и тихо в партер проходит Президент, присаживается рядом с мэром Москвы.
Журналист (ведет репортаж)
— Москва замерла и не дышит. До концерта осталось совсем немного. Красная площадь сегодня станет ареной ритуальных плясок и всеобщего поклонения великому человеку, живому богу. Это он изобрел современную поп-музыку, воплотил великую мечту рок-н‑ролла, женился на красавице с одной ногой, заработал миллиард долларов и сейчас борется за права ягнят и вегетарианцев. Он поставил условие: концерт должен пройти на Красной площади, и только на Красной площади — в энергетическом сердце России. Возражения всякого рода фарисеев были смело проигнорированы.
Да и нельзя этому человеку ни в чем отказать. К людям сорока-пятидесяти лет, заправляющим в этой стране, приехал бог их юности, он несет свет и освобождение. "Демократия в России не наступит, пока он не выступит на Красной площади", — твердят рок-банкиры и рок-политики с сединами в бороде. Для них это Нагорная проповедь.
И все же не все еще вполне понимают величину счастья, свалившегося на нас с приездом кумира. А на Западе в большой цене даже его волосы, их выставляют на аукционах. Собственные дети просят папу не доедать блюд — их же можно задорого продать. Обкусанный им кусочек хлеба однажды ушел за сорок тысяч долларов. Один из фанатов продавал флакончики с микробами гриппа, который подхватил от певца.
В поредевшей нише ГУМА появляются Фауст и Мефистофель, оба в живописных нарядах европейского Возрождения. Фауст в пурпурном берете, его спутник — в черном, при шпаге. У входа их останавливают.
Мефистофель (развязно)
Какой у беса может быть билет?
Прошу быть к иностранцам благосклонным.
Нас всюду принимает высший свет —
Лишь стоит показать мой герб исконный.
Прошу быть к иностранцам благосклонным.
Нас всюду принимает высший свет —
Лишь стоит показать мой герб исконный.
Делает неприличный жест. Охранник старательно смеется над шуткой. Фауст и Мефистофель усаживаются.
Перед тобой российская столица.
Ее когда-то звали "Третий Рим".
Имперская на герб вернулась птица.
Сама империя попала в третий мир.
Ее когда-то звали "Третий Рим".
Имперская на герб вернулась птица.
Сама империя попала в третий мир.
Берет со стола и рассматривает одну из бутылок.
Не пьет никто! Ни в ком нет пыла.
Пресытились, не лезет в рот.
Еще не старые, да все нутро изгнило.
Природа взяток не берет.
Пресытились, не лезет в рот.
Еще не старые, да все нутро изгнило.
Природа взяток не берет.
Фауст
Тебе б все ерничать! Здесь чистые порывы:
Вернуться в молодость и освежить свой дух.
Вернуться в молодость и освежить свой дух.
Мефистофель
О, так порывисто, что в спешке задавили
Пяток детей и семеро старух.
Пяток детей и семеро старух.
Всматривается в дамское общество.
Здесь каждая бы нагишом прошлась,
Чтоб только не остаться без вниманья.
Владеют душами несложные желанья,
Но никогда не сотрясает страсть.
Здесь все наполовину, все впопад,
При всем учитывая и анфас, и зад.
Здесь дамы любят хорошо поесть,
Но со слабительным, чтоб не растолстеть.
Чтоб только не остаться без вниманья.
Владеют душами несложные желанья,
Но никогда не сотрясает страсть.
Здесь все наполовину, все впопад,
При всем учитывая и анфас, и зад.
Здесь дамы любят хорошо поесть,
Но со слабительным, чтоб не растолстеть.
Фауст
Разнежились, сластены, вертопрахи.
Черт среди них, а не чутья, ни страха!
Черт среди них, а не чутья, ни страха!
Мефистофель
Что я пред ними? Ветхое преданье,
Шут, лузер, несмышленое дитя.
Они же потрясают мирозданье
Величьем зла, творимого шутя.
Все сущее вложив в свою утробу,
И в будущее забивают вход.
Их только смерть еще страшит и злобит,
А жизнь и вовсе не идет в расчет.
Как говорил один из них пострел:
Желали лучшего, да все пришло к разрухе.
Но отделить итог от славных дел
Труднее, чем жужжание от мухи.
Шут, лузер, несмышленое дитя.
Они же потрясают мирозданье
Величьем зла, творимого шутя.
Все сущее вложив в свою утробу,
И в будущее забивают вход.
Их только смерть еще страшит и злобит,
А жизнь и вовсе не идет в расчет.
Как говорил один из них пострел:
Желали лучшего, да все пришло к разрухе.
Но отделить итог от славных дел
Труднее, чем жужжание от мухи.
Фауст
Всех проклял, заклеймил, ославил.
Прошу, на этот вечер поостынь!
Прошу, на этот вечер поостынь!
Мефистофель
Ты видел детские бои без правил?
А кладбища забитых секс-рабынь?
В забавах здешний свет меня обставил.
А кладбища забитых секс-рабынь?
В забавах здешний свет меня обставил.
В нише появляется модный романист, раскланивается, особенно любезно с Мефистофелем. Тот отвечает шутовским поклоном.
Мефистофель (склоняясь к Фаусту)
Мефистофель (склоняясь к Фаусту)
В его писаньях разум не замечен,
Любовь и страсть к позывам сведены.
И потому естественно б при встрече
Не шляпу снять, а опустить штаны.
Любовь и страсть к позывам сведены.
И потому естественно б при встрече
Не шляпу снять, а опустить штаны.
Журналист (продолжает репортаж)
Он явится! Он все-таки споет на главной площади Третьего Рима! Один из тех, кто определяет судьбу России. Капитаны политики и бизнеса во главе с президентом пришли, как на парад, на главный в их жизни концерт. Сегодня они снова стали мальчишками. Вспомнили, как пацанами фанатели от рока, в тексте и музыке которого был заключен код свободы и высшей правды.
Эти люди из партера состоялись. Они взяли в свои руки власть над одной из самых больших и богатых стран планеты. Они смогли объездить весь мир, о чем их отцы боялись даже мечтать. У них самая дорогая одежда, самые крутые машины и самые просторные дома. Они сидят на финансовых потоках, им дано очень многое, почти все. Стало даже казаться, что у них не осталось самого главного — личной человеческой мечты. Пробиваться, зарабатывать деньги, открывать заново окно в Европу — хлопотное занятие. Они устали, они стали циниками.
И вот пэр рока приехал в Россию с политической ревизией. Как музыкальный Джеймс Бонд, как агент свободы. Он проверит, есть ли еще в этих респектабельных господах азарт романтических хулиганов, способных рисковать ради маленького подвига. Видят ли они еще за интересами идеалы, за политикой — совесть, за пиаром — любовь. Российская политическая элита, проклинаемая бедняками, всевластные кавалеры Садового кольца, "страшно далекие от народа", стоят вместе с этим самым народом на лобном месте. На главной площади страны. Партер поет и танцует, чего не делал уже давно, с момента обретения власти. Россия должна остаться свободной. Мы не имеем права предать пэра рока. Это наш рок! Спасибо вам, сэр!
Фауст
Он явится! Он все-таки споет на главной площади Третьего Рима! Один из тех, кто определяет судьбу России. Капитаны политики и бизнеса во главе с президентом пришли, как на парад, на главный в их жизни концерт. Сегодня они снова стали мальчишками. Вспомнили, как пацанами фанатели от рока, в тексте и музыке которого был заключен код свободы и высшей правды.
Эти люди из партера состоялись. Они взяли в свои руки власть над одной из самых больших и богатых стран планеты. Они смогли объездить весь мир, о чем их отцы боялись даже мечтать. У них самая дорогая одежда, самые крутые машины и самые просторные дома. Они сидят на финансовых потоках, им дано очень многое, почти все. Стало даже казаться, что у них не осталось самого главного — личной человеческой мечты. Пробиваться, зарабатывать деньги, открывать заново окно в Европу — хлопотное занятие. Они устали, они стали циниками.
И вот пэр рока приехал в Россию с политической ревизией. Как музыкальный Джеймс Бонд, как агент свободы. Он проверит, есть ли еще в этих респектабельных господах азарт романтических хулиганов, способных рисковать ради маленького подвига. Видят ли они еще за интересами идеалы, за политикой — совесть, за пиаром — любовь. Российская политическая элита, проклинаемая бедняками, всевластные кавалеры Садового кольца, "страшно далекие от народа", стоят вместе с этим самым народом на лобном месте. На главной площади страны. Партер поет и танцует, чего не делал уже давно, с момента обретения власти. Россия должна остаться свободной. Мы не имеем права предать пэра рока. Это наш рок! Спасибо вам, сэр!
Фауст
Бессмысленный угарный сон.
Как будто все с катушек послетали.
Послушать можно старый патефон —
Зачем его в мессию записали!
Как будто все с катушек послетали.
Послушать можно старый патефон —
Зачем его в мессию записали!
Мефистофель
Так это здесь извечная беда!
В развитии духовном недоноски
Не чтят святынь, без всякого труда
Им вместо вин сливают ополоски.
В развитии духовном недоноски
Не чтят святынь, без всякого труда
Им вместо вин сливают ополоски.
Журналист
Как вызволить страну из блуда?
Фауст
Тут путь один: Господне чудо.
Мефистофель
Есть и другой: очнется власть,
Изгонит ложь, не станет красть,
С народом восстановит связь,
Из петли вынув криминальной…
Изгонит ложь, не станет красть,
С народом восстановит связь,
Из петли вынув криминальной…
Журналист
Рецепт фантастный, не реальный.
Вы не с луны ли, господа?
Вы не с луны ли, господа?
Фауст
Так, значит, в чуде и нужда.
А что даст идол тривиальный?
А что даст идол тривиальный?
Мефистофель
Ах, развяжу по случаю язык!
Ведь этот сэр давно не настоящий.
Тот молодым сыграл случайно в ящик,
Дурачит мир удачливый двойник.
Ведь этот сэр давно не настоящий.
Тот молодым сыграл случайно в ящик,
Дурачит мир удачливый двойник.
Молодой человек за соседним столиком
Простите, что встреваю в разговор.
Но отличить не трудно суррогаты.
Не верю я! И на концерт пришел,
Хотя билет мне стоил ползарплаты.
Но отличить не трудно суррогаты.
Не верю я! И на концерт пришел,
Хотя билет мне стоил ползарплаты.
Фауст
Вы, верно, сами музыкант?
Молодой человек
Влеченье есть, да не велик талант.
Мефистофель
Так спели бы.
В его руках появляется гитара, которую он и передает соседу.
Молодой человек
На днях меня обозвали неудачником. Обидно, ведь она прекрасно знает, что главная моя удача в ней самой. И вот сложилась такая песенка. (Поет)
Молодой человек
На днях меня обозвали неудачником. Обидно, ведь она прекрасно знает, что главная моя удача в ней самой. И вот сложилась такая песенка. (Поет)
Ты говоришь: мы мало значим,
могли бы жизнь прожить иначе
и в чем-то больше преуспеть.
Но вспомни, кто поднялся в гору,
чтобы бежать за ними сворой
и от стыда не умереть!
Чем так витийствовать и княжить,
уж лучше онеметь, бродяжить,
запоем пить, сойти с ума.
Как строить прочные хоромы,
когда душа не знает дома?
Нет, лучше посох и сума!
Смотри, какие превращенья,
какой идет круговорот:
былой успех стал пораженьем,
их возвышенье — униженьем,
позором слава и почет.
Мы ж не стремились в командиры,
не обещали брать преград
и презирали все мундиры —
теперь уж поздно на парад!
могли бы жизнь прожить иначе
и в чем-то больше преуспеть.
Но вспомни, кто поднялся в гору,
чтобы бежать за ними сворой
и от стыда не умереть!
Чем так витийствовать и княжить,
уж лучше онеметь, бродяжить,
запоем пить, сойти с ума.
Как строить прочные хоромы,
когда душа не знает дома?
Нет, лучше посох и сума!
Смотри, какие превращенья,
какой идет круговорот:
былой успех стал пораженьем,
их возвышенье — униженьем,
позором слава и почет.
Мы ж не стремились в командиры,
не обещали брать преград
и презирали все мундиры —
теперь уж поздно на парад!
Мефистофель
А что, совсем недурно он поет!
Мне, правда, смысл куда важнее тона.
Так волк, когда зубами горло рвет,
Не отличает бас от баритона.
Мне, правда, смысл куда важнее тона.
Так волк, когда зубами горло рвет,
Не отличает бас от баритона.
Мефистофель надевает маску рок-певца и, прихрамывая, поднимается на сцену. В пути меняется его наряд: теперь он в джинсах и красном шелковом пиджаке. Площадь накрывает невообразимый гвалт. Наконец певец поднимает руку с гитарой. Все смолкает.
Мефистофель (ломается, публика на каждый его возглас отвечает протяжным воем)
Я вас лублу! Моска это здоров! А сейчас будэт приколная песня. Вы готови зажигат?
Площадь ревет "Йес!". Мефистофель начинает петь, пародируя манеру поп-идола.
Мефистофель (ломается, публика на каждый его возглас отвечает протяжным воем)
Я вас лублу! Моска это здоров! А сейчас будэт приколная песня. Вы готови зажигат?
Площадь ревет "Йес!". Мефистофель начинает петь, пародируя манеру поп-идола.
В проулках темных, в светлом зале,
В толпе друзей, когда одна,
Являюсь ей, хвостом за талью,
С парами серы и вина.
Клонюсь все тягостней, все ближе.
Шепчу, терзаю, вот приник.
И чувствует она, как лижет
Ей щеки узкий огневой язык.
Как ни пугает дьявольская страсть,
Теряет голову, нет силы отклониться.
А ночью, встряхиваясь и смеясь,
Я щекочу хвостом ей ягодицы.
Площадь неистовствует.
В толпе друзей, когда одна,
Являюсь ей, хвостом за талью,
С парами серы и вина.
Клонюсь все тягостней, все ближе.
Шепчу, терзаю, вот приник.
И чувствует она, как лижет
Ей щеки узкий огневой язык.
Как ни пугает дьявольская страсть,
Теряет голову, нет силы отклониться.
А ночью, встряхиваясь и смеясь,
Я щекочу хвостом ей ягодицы.
Площадь неистовствует.
Журналист
Улетная программа! Убойная публика!
Мефистофель (паясничает)
Будем зажигат! Я вас лублу!
(поет с дьявольскими подвываниями)
Люблю смотреть как умирают дети!
Как сводит животы от нищеты.
Но для чего им жить на свете,
Когда живем и я, и ты?
Бери у них спокойно.
Мы этого достойны!
Мы достойны! Вау!
Что руки тянешь? Да иди ты!
Мир этот создан для удачи.
Он мне как раз по аппетиту.
А проигравшие пусть плачут!
Бери у них спокойно.
Мы этого достойны!
Мы достойны! Вау!
Не знаю я в желаньях края.
Рвать жизни кус не перестану.
Я жив и смел, пока желаю.
Все остальное — по барабану!
Бери у них спокойно.
Мы этого достойны!
Мы достойны! Вау!
Как сводит животы от нищеты.
Но для чего им жить на свете,
Когда живем и я, и ты?
Бери у них спокойно.
Мы этого достойны!
Мы достойны! Вау!
Что руки тянешь? Да иди ты!
Мир этот создан для удачи.
Он мне как раз по аппетиту.
А проигравшие пусть плачут!
Бери у них спокойно.
Мы этого достойны!
Мы достойны! Вау!
Не знаю я в желаньях края.
Рвать жизни кус не перестану.
Я жив и смел, пока желаю.
Все остальное — по барабану!
Бери у них спокойно.
Мы этого достойны!
Мы достойны! Вау!
Площадь безумствует: вытаращенные глаза, вывалившиеся языки, поднятые врастопырку пальцы.
Журналист
Журналист
Убойная программа! Улетная публика!
Модная художница (с джинсами на голове) начинает дергаться в ритме песни. Срываются с мест политолог и партийный босс. В трансе крутят головами эстрадные звезды. Юморист с бокалом в руках ерзает на стуле. Вскакивают и люди в первых рядах, вызывая замешательство сотрудников ФСО. Мотаются бриллианты Ксюши Собчак. Толстый чиновник самозабвенно подпевает…
Мефистофель
Отбрасывает гитару, снимает маску, в полной тишине внушительно декламирует
Мефистофель
Отбрасывает гитару, снимает маску, в полной тишине внушительно декламирует
Не скоро ли день Страшного суда?
Как Лоту, мне пора бежать отсюда.
На празднике я с вами, господа,
Но мне ли быть погонщиком верблюдов!
Как Лоту, мне пора бежать отсюда.
На празднике я с вами, господа,
Но мне ли быть погонщиком верблюдов!
Раскланивается и исчезает вместе с Фаустом.
Площадь в помешательстве.
Площадь в помешательстве.