«Двигатель внутреннего сгорания» Романа Круглова представляет собой прямое и искреннее авторское высказывание. Если искусство как способ познания мира начинается там, где автор не отвлекается на реверансы в сторону публики, то книга Круглова — полноценный результат процесса познания. Автор не следует слепо законам жанров и формальным правилам в ущерб смыслу, не идет на поводу у ожиданий массового читателя. Поэтому в книге нет тех вездесущих ладно скроенных стихов, в которых сквозит надуманность, нет пустых красивостей, ничего нарочитого или натянутого.
В стихах «Двигателя внутреннего сгорания» Р. Круглову удалось достичь того уровня сосредоточенности на смысле, который делает атмосферу книги живой. Ритм, мелодия, стилистика, лексика правдивы и убедительны в своем сочетании. Тонкая игра на полутонах оживляет авторскую речь, позволяя поэту изящно уклоняться от грубых назиданий, громких утверждений и логических выводов, если таковые назревают в тексте («Бегу туда, где нетерпенье,/ Упреки, ревность, слезы, грубость…/ Бегу, бегу-бы-губы — губы/ Твои.» или «Ты знаешь: всегда есть выход,/ Но все же его не ищешь,/ Поскольку всегда есть выбор,/ Искать или не искать»). Именно тонкая, почти филигранная работа над речевой интонацией поддерживает естественность, жизненность и на протяжении всей книги удерживает читательское внимание, как на протяжении хорошего авторского фильма.
Во многих стихах книги, как в джазовой музыке, важен момент импровизационности, которая, однако, не превышает отведенной ей меры. Автор легко и непринужденно использует те находки, которые речь сама предлагает ему, но не идет на поводу у языка, не пускает текст на самотек («Кто-то ведь говорит им:/ Расти, умри, лети — опять…/ Выпрямляется ритм,/ Тарара тараритам./ Стало легче дышать.»).
Часто идеи и смыслы, являющиеся объектом авторского исследования, требуют от стихотворения сложной, многомерной формы с почти прозаическими поворотами мысли и сюжета. У Круглова в таких стихах сложность сочетается с легкостью, выразительные средства органичны и не бросаются в глаза (мастерски сработаны «Глядя вниз на двор, стоял минуту...», «Мужчина в шарфе в зеркале двоится...», «Вот — стерла. Снова провела...» и др.).
Цельность книги обусловлена все тем же авторским стремлением следовать за смыслом, а не конструировать его искусственно. В «Двигателе внутреннего сгорания», как в самой жизни, эмоции и наблюдения тесно переплетены с философскими размышлениями и идейными исканиями. Вполне классическая композиция книги естественным образом рождается из содержания: завязка, напряженная центральная часть и короткий выдох в финале.
Стихи первого раздела, как отдельные штрихи, создают картину мира, в котором живут лирические герои Круглова. Здесь еще встречаются спокойные пейзажные стихи («Похож как две капли воды на две капли воды...», «Фонаря большой скрипичный ключ...») и даже классические образцы любовной лирики («Осень хочется целовать тебя всю...», «Поутру — кровь с молоком...»).  Но уже в первом разделе автор вносит в художественный мир книги некую дисгармонию, внутренний разлад. Завязка конфликта в душе лирического героя («Когда-то я знал, кажись,/ А нынче забыл, как жить...») кажется органически связанной с разладом в его отношениях с любимой («Понимаю… Мне страшно признаться:/ Иногда может быть мы почти как/ Чужие.») и с той трещиной, которую дает его мировосприятие в целом (две суицидных попытки героя — это, как ни крути, много для одного раздела). Стихотворение «Насторожись: настала жизнь...», начало которого напоминает звучание набата, завершает первую часть предвестием катастрофы.
Центральный раздел целиком представляет собой иллюстрацию духовной смерти, именно здесь происходит сгорание героя в собственной внутренней топке. Одна и та же ситуация предстает перед нами в различных ракурсах, при этом оставаясь острой. Автора невозможно заподозрить в спекуляциях темами боли, смерти, человеческих страданий, поскольку точность сравнений и образов делает картину вполне ощутимой и жизненной («Дрожит штандартом на ветру/ Твой смех — безликий, обалделый./ Свободный путь — что хочешь делай — / Лежит перед тобой, как труп...», «По ночам обезумевший Шнитке/ Распускает мне нервы по нитке,/ А проснусь — тишина загудит./ Почему так воняет в груди,/ Канарейка повесилась в клетке?/ Дайте, доктор, от крика таблетки...»).
Выход как выдох в конце книги как бы замыкает цикл работы двигателя внутреннего сгорания и одновременно начинает новый. Здесь жизнь робко дает о себе знать покойному герою. То в одном, то в другом стихотворении появляется подобие устойчивости художественного мира,  спокойствие время от времени сквозит в авторской интонации. В «Выдохе» мы находим образцы тонкой философской лирики, результаты глубокого самоанализа, стремления осмыслить жизнь и примириться с ней («Сквозь», «Свет в окнах, пьяный у ворот...», «В глупые виски...»).
Правдивость, прямота и психологизм делают «Двигатель внутреннего сгорания» Романа Круглова живым и сильным авторским высказыванием. Честной книгой стихов.